Художественные andross'ки

Наш чернокожий Ален Делон



рассказОпубликовано: 19.11.2009

Он очень походил на всемирно известного артиста уходящих времен. С той разницей, что был чернокожим и гораздо моложе. Но похож был - поразительно.

Приехав в Москву учиться на врача еще при Советском Союзе, так прикипел к своей заснеженной второй родине, что сразу же после окончания первого ВУЗа, поступил во второй, потом в аспирантуру, писал бесконечные диссертации и никак не мог остановиться. Уже и страна по месту его учебы стала другой и город изменился до неузнаваемости, а он все грыз гранит самой передовой в мире науки.

За это время при столь усердном изучении наук полагалось бы стать светилом если не мировой, то хоть городской величины, но наш Муса (а именно так его звали) почему-то достижениями не блистал, симпозиумов не посещал, докладов не делал, научных публикаций не имел. И лишь при ближайшем рассмотрении становилась понятна его удивительная тяга к знаниям: раз в неделю, строго в определенное время, он нанимал такси и вез в Шереметьево тяжеленные коробки. Таможня его знала как облупленного, поэтому содержимым груза давно никто не интересовался, равно как и его неимоверным весом. Даже грузчики багажа, проседавшие до земли от сих посылок братскому африканскому народу, недовольства не выражали, а где-то даже с энтузиазмом выполняли работу, явно не входившую в их должностные обязанности.

Это была одна сторона медали.

Другая заключалась в служении прекрасному. А девушки Мусы были действительно прекрасны – все стройные и очаровательные блондинки! Как и его далекий собрат по эталонной мужской красоте, он притягивал к себе женский пол с силой мощного электромагнита и отбирал для себя только лучших его представительниц. Благо, кроме суровой и при этом оригинальной внешности, обладал обаянием и деньгами, а о его мужских способностях в определенных кругах ходили легенды.

У себя на далекой и уже почти забытой родине, мусульманские обычаи сильно ограничивали регулярное и необременительное применение исконной силы, служившей продолжению рода человеческого, что нашему герою категорически не нравилось. То ли дело Руссия! Здесь девушки не прячут свои прелести за черными мешковатыми одеждами, а совсем наоборот – стремятся показать их с наивыгоднейшей стороны, что радует глаз настоящего мужчины, ну и не только глаз, конечно.

Имело это, впрочем, и отрицательные моменты. Как ни старайся, а при конвейерном получении удовольствия возможны сбои. Время от времени какая-либо из представительниц прекрасного начинала вести себя вовсе не прекрасно, а мерзко и стервозно, предъявляя обладателю мужской силы результат его трудов, который хоть никогда не планировался, а вот получался! Приходилось тратиться морально и финансово и кое как от результатов избавлялись, ибо в таком деле счастье не в результате, а исключительно в самом процессе.

И вот сидит Муса однажды в своей отдельной комнате общежития аспирантов и стажеров, обставленной по последнему слову техники и комфорта, наслаждается жизнью. Тихо играет приятная медленная музыка, на столе томится французский коньяк, за окном красиво и чинно падает мохнатый московский снежок. Вот-вот должна подгрести Наташа – фотомодель и последний трофей Мусы с Международного московского автосалона, где он приглядывал себе новые модели, главным образом, девушек. Но неожиданно появляется Оля. Или не Оля? Всех разве запомнишь? А эта приходила месяца полтора назад. Или это была не она? В общем, полная непонятка и смазанность предвкушения приятного вечера. И эта Оля или не Оля начинает что-то такое говорить издалека, но по всему видно, что закончится предъявлением обвинений и требованием выдачи наличных на устранение неполадок в Олиной системе жизнетворения. В этом Муса большой ас, а этот случай – ну к колдуну не ходи – типичный. Не успевает наш герой поставить Оле диагноз и дослушать ее вступление - появляется Наташа. Не могла, коза, опоздать на пол часа, что ли? Но нет – в таких случаях мы тут как тут. Начинается еще более неприятный разговор на троих и Муса понимает, что вечер испорчен окончательно, как-то надо все это сворачивать, чтобы хоть приятно провести его с друзьями за стопочкой-другой виски, сигарой и уж, ладно, футболом, хоть он и не большой любитель созерцания большого количества потных мужиков.

Он с артистизмом вскидывается – почти как его знаменитый партнер по ремеслу и кричит, что забыл, забыл!!! Он же срочно должен позвонить послу своей небольшой гордой страны – дело государственной важности, пулей вылетая из комнаты, пока не опомнились. Затем друг Исмаил – сообщник по женской части, выждав положенное время, является в комнату и объявляет трагическим полушепотом, что Мусу «взяли», вывезли в посольство и возможно даже отправят на родину, так как он родственник опального премьер-министра, а у того большие проблемы. Прием безотказный, опробованный много раз и зарекомендовавший себя с положительной стороны: девки со своими куриными мозгами ведутся как крысы на волшебную дудочку, а потом еще можно ходить героем и рассказывать легковерным ужасы о политической борьбе, в которой он занимает не последнее место.

Но на этот раз Исмаила ждет сюрприз. Наташа и Оля, растрепанные и с растерзанными прическами (за волосы друг друга таскали что ли?) сидят в обнимку и заканчивают потребление литровой бутылки коньяка. Исмаил не первый год в России и знает недюжинные способности русских дам к возлияниям, но эти уж больно талантливые – когда успели столько выжрать? Дамы смотрят на афро- россиянина дерзко и на рассказ о злоключениях бедного Мусы не ведутся. На предложение освободить помещение отвечают оскорбительными фразами и жестами. И что прикажете с ними делать? Исмаил удаляется и сообщает другу существующую в его комнате диспозицию. Муса в затруднении: оставить их там, пока сами не уйдут? Как бы чего не сперли (а спереть есть что и даже очень). Появиться и попытаться выпроводить? Судя по словам Исмаила они уже в той кондиции, когда иметь дело с женщиной – себе дороже. Но недаром же наш герой столько учился! Знания и опыт позволяют принять ему соломоново решение: в комнату к двум пьяным женщинам засылается третья – проверенная боевая подруга Верка, с которой ни-ни, потому что страшна как смерть его восьмидесятилетнего дедушки. К тому же белая, что должно настроить барышень на солидарность и мирный лад. Подруге сулятся сказочные богатства всего африканского континента, включая его совокупный золотовалютый запас и смелая девушка, снабженная подробной устной инструкцией, отправляется на подвиг во имя дружбы. Десять минут от нее не поступает никаких вестей. Двадцать минут – результат тот же. Через час Муса не выдерживает и вновь засылает в свою комнату Исмаила с разведзаданием. Исмаил появляется через пять минут дурно гогоча и держась за живот, сводимый конвульсиями. Из его глумливого рассказа следует, что теперь они уже втроем допивают бутылку виски двенадцатилетней выдержки, из запасов Мусы и послан он был на этот раз лично новенькой - Веркой, которая неожиданно органично вписалась в их странную компанию и успела дойти до той самой кондиции, когда женщину лучше оставить в покое.

На этом и решают пока остановиться. Но на душе тревожно: месячный запас валюты, нажитый тяжелым физическим трудом хранится почти на виду – открой ящик стола и вот он! К тому же, если девушки с такой скоростью начнут опустошать его не дешевые алкогольные запасы, впору объявлять о банкротстве. А троица, по всему видно, крепкая – на второй бутылке долго не задержатся.

Помучавшись такими мыслями, в двенадцать часов ночи Муса решается зайти в свою комнату. И боже! Лучше бы он этого не видел! По периметру живописно распластаны три бездыханные тела, а все пространство между ними заполнено отторгнутыми продуктами их пищеварения, являвшимися ранее гордостью дорогой алкогольной коллекции нашего героя. О том, что коллекции пришел конец, свидетельствуют опустошенные трупы бутылок с солидными этикетками, разбросанные по комнате и частично даже превращенные в осколки. Валютный запас лежит не тронутым, но ущерб не поддается беглому подсчету: шелковое постельное белье из французской коллекции, телевизор, музыкальный центр, вся мебель и даже шторы на окнах, покрыты алкоголем, прошедшим через желудочный фильтр прекрасных юных созданий и оттого имеющим неприятный специфический запах и цвет.

Как известно русский язык наиболее полно и красочно выражает сильные чувства и эмоции, а отдельные выражения как будто созданы для их языковой материализации. Чем сильнее и ярче эмоция – тем сложнее языковая конструкция ее материализующая. Конструкции, которые вырывались из уст Мусы в этот момент были сложны и многогранны, как доказательство теоремы Ферма, как подробная схема андронного коллайдера, как поэтажный план небоскреба. Тем, кому адресовался столь высокий стиль, впрочем, было все равно. Они продрали глаза к полудню и не могли вспомнить кто они, в каком мире находятся и вообще ничего не могли вспомнить. Изрыгая огнедышащую ругань, вперемежку со стонами, обдавая окружающих запахом, по сравнению с которым запах жареной вьетнамцами селедки с кухни воспринимается более положительно, кое-как собрались и отчалили к своим московским папам-мамам, за исключением Верки, каковую пришлось Мусе с Исмаилом транспортировать в ее комнату за неимением дамой способности к хождению. Придя только через несколько дней в себя она и поведала им душещипательную историю о настоящей женской солидарности, нашедшей воплощение в алкогольном самосожжении современных Жанн д'Арк в пику наглым, подлым, лживым мужикам, которые еще не наши, не свои, что в глазах девушек являлось отягчающим обстоятельством.

С этого дня начался разлад отношений Мусы и прекрасного российского пола. По девичьему сообществу прошелестел мерзкий слушок, а в Шереметьево сменилось таможенное руководство: жизнь в этой стране стала терять смысл и красоту. Помыкавшись на ниве чистых научных изысканий, через три месяца Муса отбыл в свою солнечную и жаркую страну.

Но вторая родина так прикипела к своему приемному сыну, что отпускать не хотела. Через год, плотно позавтракав и решив с женой мелкие бытовые вопросы, выходит Муса из своего дома, уютно расположенного в тени двух живописных деревьев манго с плодами на ветвях, и… челюсть его отваливается аж до колен: пред ним стоит, лучась улыбкой, та самая Оля, а в руках у нее сверток, подозрительно напоминающий конверт с младенцем. Оля откидывает уголок свертка и Муса лицезреет свою точную золотисто-коричневую ален-делоновскую копию, только сильно уменьшенную. Обладательница сего тоненько верещит о том, что вот она его и нашла – свою любовь и отца своего ребенка и теперь готова жить с ним вечно, в радости и невзгодах, а Муса лихорадочно соображает, как бы избавиться от сюрприза и чтоб жена не успела всю эту сцену застукать. Хватает Олю под локоток и волочет в машину, объясняя, что дом не его, а папы – папа строгих правил и без предварительной подготовки может сына проклясть и лишить наследства, а оно нам с тобой надо? Слова «нам с тобой» действуют на Олю успокаивающе и она вверяет свою дальнейшую судьбу в руки сильного красивого мужчины. Муса долго возит ее по городу, одновременно по телефону решая вопрос и разговаривая исключительно на языке своего племени, которого Оля, в отличие от французского, знать не может. Наконец находится подходящий вариант: хижина в трущобном районе на окраине города. Это, значит, чтобы жизнь тут Оле не показалось калинкой-малинкой и она побыстрее разочаровалась в ней да и свалила себе. Но Оля хижину воспринимает, как должное – говорит, настроилась на трудности, но с любимым же! И начинает хлопотать по хозяйству, наводить порядок. А в хижине до этого жил тот самый восьмидесятилетний дедушка, отошедший пару месяцев как в более благоустроенный мир и оставивший после себя в мире этом некоторый, ну как бы это сказать помягче, дискомфорт. Земляной пол, ветхая мебелишка ранних колониальных времен, запах, от которого даже у Мусы слезятся глаза, разные неприятные насекомые… В общем, специально оборудованный для Оли «рай с любимым в шалаше».

Не отрываясь от уборки, девушка раскрывает перед Мусой все карты и являет ему историю, полную девичьего героизма и самоотверженности. Это она, Оля, увидев тогда в появившейся Наташе серьезную соперницу, оказавшуюся по началу довольно агрессивной, сумела успокоить ее, убедить в первичности женской солидарности и напоить, с целью устранения, до беспамятства. А так как симулировать не умела, то и себя возвела на алтарь самосожжения ради любимого. Появившуюся Верку она помнила смутно и вроде как та сама напросилась выпить за компанию. А дальше была и обида, и страхи, что ребенок после такого отравления организма родится уродом (чего, слава тебе Господи, не случилось – да ты и сам посмотри!), и сомнения-терзания, и желание растить сына одной, без помощи предавшего ее возлюбленного. Но как только увидела отпрыска благородных темных кровей, так и поняла – только вместе, только с любимым, несмотря на трудности, лишения и наплевать на те детские обиды.

- Как же ты меня нашла? – осторожно задал давно мучавший его вопрос Муса.
- Ты помнишь Исмаила? – радостно откликнулась Оля. А Муса заскрежетал зубами: «Вот падла, вот предатель!»
- Он мне ничего не сказал, а еще друг называется! (на сердце отлегло – не предал камрад, не подвел) Но его знакомая девушка Зейнаб – из ваших, такая милая и честная – она помогла. Нашла твой адрес через знакомых, помогла оформить визу.
«Зейнаб – змея, всегда меня не любила, после того, как бортанул с бизнесом ее брата. Эта услуга для нее как бальзам на душу была, наверно» - подумал Муса, а вслух спросил как бы между делом:
- И на какой срок у тебя виза?
- На три месяца, но ты же сможешь продлить ее? – ангельским голосом пропела Оля, не сводя с него влюбленных глаз.
- Три месяца?! – почти повысил голос Муса, - На столько не дают!
А сам подумал «Боже! Боже!»
- А мне вот дали, - с кокетством выдала Оля. - Меня Зейнаб к консулу водила, долго с ним разговаривала, он даже кричал на нее, но она настаивала и он сдался. Вот, посмотри!
Радостно протянула ему раскрытый паспорт с визой и знакомой подписью консула, с которым и выпивали вместе, и по бабам ходили, и за город ездили на шашлыки-машлыки, и вообще – почти дружили.
«Как он мог! Что ему змея такого сказала, что он меня предал? Надо будет позвонить. Сегодня же! Интересно послушать, как предатель выкручивается»
- А деньги? Ты же студентка, билеты такие дорогие! – не мог смириться Муса.
- Мир не без добрых людей, - уклончиво ответила девушка.
- А родители? Твои родители? Как они тебя отпустили?
- Ну, папы у меня нет – я же тебе рассказывала. А мама добрая и меня понимает – мы с ней подруги. Я ей просто сказала, что люблю тебя. Она меня тоже любит, поэтому делает все, чтобы мне было хорошо.

«Вот уж поистине – трагическое стечение обстоятельств» - подумал Муса.

День на третий Оля начала настойчиво интересоваться, куда он уходит каждую ночь и какого рода у него эта ночная работа. Объяснения, что ее благоверный – ответственный сотрудник секретной государственной службы, девушку вроде бы устраивали и даже внушали уважение, но тенденция его появления в любовном гнездышке только днем и только на несколько часов, была странна и неприятна. По первости ощущений жизнь в трущобах еще не казалось ей тягостной, вот только за ребенка переживала – резкая перемена климата, сорокоградусная жара. Но успокаивала себя тем, что гены-то местные, значит должен быстро акклиматизироваться.

Через неделю начались настойчивые требования узаконить отношения и познакомить с родителями. Ведь не за тем она сюда ехала, чтобы сидеть непонятно кем в непонятной дыре. Мусульманские законы разрешали мужчине заиметь вторую официальную жену, но для этого нужно было получить, хотя бы формальное, согласие первой. Все-таки не Саудовская Аравия - женщина имеет какое-никакое слово в почти цивилизованной и почти демократической стране. Но с женой на эту тему говорить не хотелось: согласие, может, и даст, но сколько нервов истрепет! Да и Оле поди объясни тонкости института африканского брака! Нервы Муса берег, как врач по первому образованию, знал: крепкие нервы - залог здоровья и долголетия. Поэтому и родилась легенда: красивая и романтическая – в самый раз для Олиных ушей.

Муса приехал печальный, какой-то сам не свой. Долго разговаривал о пустяках и Оля понимала, что главные слова впереди. Наконец решился: прижал ее крепко к себе, сказал твердо, по-мужски:
- Оля! Ты должна вернуться в Москву!
Оля скорчила плаксивую гримаску и дрожащим от волнения голосом промямлила:
- По..чему? Ты… ты меня не любишь? Ты не любишь Сашеньку?
Представитель сего имени как будто почувствовал напряженность момента и заплакал в своей люльке.
- Как раз наоборот! – ответил мужественный Муса. – Но пойми: есть еще любовь к Родине! Мой долг перед государством, которому я служу! Меня посылают с заданием во враждебную страну – на год или даже больше. Я не могу отказаться!!! Иначе я буду предателем и перестану себя уважать. Ты! Ты перестанешь меня уважать, потому что я буду просто тряпка!

Он опустил голову и выдержал достойную паузу, после которой продолжил:
- Когда я вернусь, я буду национальным героем. Я заберу тебя из Москвы и никто не посмеет попрекнуть меня этим браком! Понимаешь: здесь другие законы и порядки – не такие, к которым ты привыкла. Сейчас мне очень трудно, почти невозможно представить тебя своим родителям. Ты – неверная (сделал упреждающий жест на Олино вытянувшееся лицо) - в том смысле, что другой веры, а здесь с этим очень строго. Но национальным героям позволено все! Перед нами будут открыты все двери и мы сможем жить так, как захотим. И поэтому я иду на задание и ради тебя тоже, чтобы стать героем и стать твоим мужем!

Через три месяца после возвращения Оли на родину, ей позвонил консул – тот самый, выдававший визу на три месяца и официально печальным голосом сообщил (отрабатывал должок, предатель!), что ее жених (так и сказал – жених!) погиб при исполнении важного государственного задания в тылу врага. Ему присвоена высшая награда государства – Орден Святости и даже ей – Оле, полагается денежная премия в размере двухсот американских долларов.

Говорят, сын героя - Саша подрос и собирается навестить свою родину, пройтись по следам боевых подвигов отца. Мир не без добрых людей и нет сомнения, что помогут, поддержат, сопроводят. Вот будет еще один сюрприз для кавалера Ордена Святости! Ну, надо думать, не такой обременительный. Все же сын, а не бестолковая курица!